в основном, от Шадо)))
Тихие шорохи
Тихие шорохи
Мелкой штриховкою
Ночь обступила
Фонарные сумерки
Рядом идет
То, что, кажется, умерло –
Странной, чужой
Незнакомой походкою.
Прячется в тени
Чуть видные, черные
Все так спокойно,
Так больно, и счастливо
Что-то идет
Ко всему непричастное
Давнее, странное
Верное, вздорное.
И, южным ветром
Так нежно-порывистым
Вдруг прикоснется
Истает, откажется
Глянет в глаза
Как в последнюю истину
И ни на что никогда
Не отважится…
Пальцы в руке
Аромат и дыхание
Я так хотел бы… почувствовать
Поздно ли?
Ночь, уходя,
Мне дает обещание
Вновь возродить тебя
Снами и звездами.
***
Саша Черный
ПОШЛОСТЬ
(Пастель)
Лиловый лиф и желтый бант у бюста,
Безглазые глаза - как два пупка.
Чужие локоны к вискам прилипли густо
И маслянисто свесились бока.
Сто слов, навитых в черепе на ролик,
Замусленную всеми ерунду, -
Она, как четки набожный католик,
Перебирает вечно на ходу.
В ее салонах - все, толпою смелой,
Содравши шкуру с девственных идей,
Хватают лапами бесчувственное тело
И рьяно ржут, как стадо лошадей.
Там говорят, что вздорожали яйца
И что комета стала над Невой, -
Любуясь, как каминные китайцы
Кивают в такт, под граммофонный вой,
Сама мадам наклонна к идеалам:
Законную двуспальную кровать
Под стеганым атласным одеялом
Она всегда умела охранять.
Но, нос суя любовно и сурово
В случайный хлам бесштемпельных «грехов»,
Она читает вечером Баркова
И с кучером храпит до петухов.
Поет. Рисует акварелью розы.
Следит, дрожа, за модой всех сортов,
Копя остроты, слухи, фразы, позы
И растлевая музу и любовь.
На каждый шаг — расхожий катехизис,
Прин-ци-пи-аль-но носит бандажи,
Некстати поминает слово «кризис»
И томно тяготеет к глупой лжи.
В тщеславном, нестерпимо остром зуде
Всегда смешна, себе самой в ущерб,
И даже на интимнейшей посуде
Имеет родовой дворянский герб.
Она в родстве и дружбе неизменной
С бездарностью, нахальством, пустяком.
Знакома с лестью, пафосом, изменой
И, кажется, в амурах с дураком...
Ее не знают, к счастью, только... Кто же?
Конечно - дети, звери и народ.
Одни - когда со взрослыми не схожи,
А те - когда подальше от господ.
Портрет готов. Карандаши бросая,
Прошу за грубость мне не делать сцен:
Когда свинью рисуешь у сарая -
На полотне не выйдет belle Hélène.
Валерий Брюсов
ЖЕНЩИНЕ
Ты - женщина, ты - книга между книг,
Ты - свернутый, запечатленный свиток;
В его строках и дум и слов избыток,
В его листах безумен каждый миг.
Ты - женщина, ты - ведьмовский напиток!
Он жжет огнем, едва в уста проник;
Но пьющий пламя подавляет крик
И славословит бешено средь пыток.
Ты - женщина, и этим ты права.
От века убрана короной звездной,
Ты - в наших безднах образ божества!
Мы для тебя влечем ярем железный,
Тебе мы служим, тверди гор дробя,
И молимся - от века - на тебя!
Ответ Брюсову (Я - женщина, и этим я права...)
Ты - женщина, и этим ты права...
Естественна, как солнце, как трава,
изменчива, как трепетные воды,
я - женщина, и этим я права
в глазах людей, предметов и природы.
Глубины чувств - империя моя,
весна и флирт - безропотные слуги.
На вечный рай надежду затая,
спешат ко мне и недруги, и други.
Мне зов войны и власти незнаком.
В моих глазах - загадка мирозданья.
Лишь я владею тайным языком,
который так боится толкованья...
Я - женщина,
я - книга между книг,
сюжет которой Брюсов не постиг. 
***
Кошка ночами глядит на Луну:
Свет серебром осыпается вниз...
И заворожена, в лунном плену,
Прыгнула кошка на лунный карниз...
Здесь тишина, только шепот ветров...
Вот и дорога, по ней и идти...
Тенью холодной от лунных костров
Встретился кто-то на млечном пути...
Жестом безмолвным позвал за собой
Странник усталый в потертом плаще...
Кошка забыла дорогу домой,
Сидя послушно на сильном плече...
Так, за беседой над лунным костром,
Ночь пролетела, и странник исчез...
Где-то внизу виден маленький дом:
Кошка вернулась на землю с небес...
Молча гуляет под лунным дождем,
Мягко ступая по крышам домов,
И вспоминает она лишь о том,
Кто подарил ей тепло и любовь...
Снова одна, так уж ей суждено,
Ищет дорогу, что в сказку ведет...
Очень устала, но знает одно:
Он в небесах ее помнит... и ждет...
(с)
