Сергей Власов
"ПОДРАЖАНИЕ ХОККУ"
…и кажется – все еще будет
и елкою пахнет сосна
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ
Как учил Главный Режиссер Одного Театра, основной отличительной чертой нашего времени является ирония. Трагедия умерла. Человек, не умеющий смеяться над собой и другими, не воспринимается нами как современник, его поведение неадекватно, он как бы вне контекста.
В своем знаменитом труде о природе юмора Режиссер подчеркивает, что сущность мировоззрения ироничного человека заключается в том, что он ясно ощущает тленность и скоротечность любой формы жизни, но в совокупности воспринимает мир в гармоничном единстве разнообразия.
Может ли тот, кто был еще вчера пеплом, а завтра, быть может, обратится в прах, всерьез претендовать на мировое господство или считать муравья ничтожнейшим из существ только за то, что способен раздавить его, даже не заметив?
И как тут не вспомнить древних японских поэтов, которые, зная, что жизнь коротка и скоротечна, а ключ к разгадке бытия находится отнюдь не в наших руках, могли меж тем потратить ее на созерцание одного единственного ничем непримечательного куста?
Наиболее верно и лаконично, сама, очевидно, того не сознавая (как тут непоиронизировать?), определила разницу между двумя мировоззрениями переводчик и составитель сборника «Японская Классическая Поэзия», когда в предисловии к книге, иллюстрируя какой-то факт из жизни Басе, процитировала знаменитое пушкинское «Блажен, кто мир сей посетил В его минуты роковые»*
Сборник «Подражание Хокку», навеянный, как это ни странно, чтением упомянутого выше предисловия, я хотел бы посвятить, ни много, ни мало, миру, в котором живу. Суть же этого мира достаточно точно передает, на мой взгляд, следующее двустишие:
капля дождя
скользящая по экрану ноутбука
Однажды Иван Ахметьев посетовал, что некий известный японовед
осудил любимое из написанных поэтом двустиший
за его явное несоответствие канонам рэнку…
Не печальтесь, милый Иван, то ли бывает на свете:
Подражание Хокку
я, изможденный служащий офиса,
выхожу из и, специально медля,
чтобы почувствовать осень, иду по
озираюсь, останавливаюсь под
меня принимают за
конечно, я не смогу простоять так вечно
иду дальше, не находя слов
это невозможно описать
да и зачем
какой-нибудь искушенный поэт
создал бы из этого месива чувств
филигранное хокку
что-то вроде:
«осень
среди листьев
оставляю свой галстук»,
только гораздо лучше
я же, безликий служащий,
постоял подо и пошел по
а другой я остался
и услышал, как падает лист,
и ослабил свой галстук,
и пустил его пестрой змеей –
шелк по замше – в листву,
и пошел себе по
с каждым шагом все более над***
непыльные травы
склоны
молодых гребешков
леслеслес
мимо стекла вверх
слез
и пошел
что за полустанок-полустанок
полуполе-полулес
шелшелшел
шил шил шил сшивал
небо ниткой провода гудящего звенящего
пробки выбивающего
гул
жил жил жил
молодые гребешки в небе тают все грешки в небе
облака на земле трава
кружится голова
жик жик жикИмпровизация
…сверчок в траве – два звука: «р» и «с» –
один в другой стрекочет на ночь глядя
в небеса,
и божия роса
ему печаль, и радость… и усталость…
а ведь всего лишь «р» и «с» ему даны…Я увидел его и подумал:
кто из нас хоть чуточку ожил
после этой встречи?Натюрморт
Тапок сливается с полом
Полый внутри пестрый
Лежит плашмя жухлый
Лист среди лета желтыйГоворят, что поэт видит мир глазами ребенка,
и способен вновь и вновь удивляться самым банальным вещам,
всякий раз заново открывая их для себяСамое удивительное
Удивительные люди – эти дети,
Удивительные дети – эти люди…
Удивительные дяди эти тети…
Много на свете всего удивительного,
Но самое удивительное – это я:
Я всему удивляюсь –
Дом стоит – удивительно,
Небо и облака плывут – удивительно,
Человек идет – удивительно…
Но самое удивительное –
То, что все это – я!Римейк
я смотрю со стороны,
как дерутся пацаны,
как резвятся птицы,
как снуют девицы,
никого не трогаю –
стало мне все… безразлично,
потому что я дерево
в старину стихотворения, входящие в сборник,
недаром сортировались по временам года:
как густеющая полупрозрачность весны
непохожа на ускользающую призрачность осени,
так несхожи, кем бы они не исполнялись,
и их короткие песни**…
и только возраст поэта, пожалуй,
может остаться загадкой
(если, конечно, стихотворение им не датировано)
***
молодость осени – лучшее, что у меня есть
ест кукурузу – золото зерен в листву –
вальс-бостон в подворотне услышавший парень –
в перчатки тончайшего шелка
золотые пикируют фиксы…
вот она осень – изыск декаданса
и в меру тоскливый блатняк –
приходит, находит, уходит…
душа наизнанку
***
осенью я становлюсь никакой,
осенью – синенький, голубой,
чувствую, что могу умереть,
и это будет красивоосенью – перестаю быть собой,
я вижу, как крутится время,
зонтик открытый кручу-верчу
на лавочке в парке –
пропустил свою электричку,
проводив свой костюм на работуосенью я становлюсь
той частью своей души,
которая мудра и свободна
и не разменивается на гроши…
той частью души, которую
я знаю так малооднажды, когда все то,
для чего, во имя и ради…
однажды, когда шурша
вглубь по тропинке в дождь…
кто бы ты ни был – внизпосмотришь, а там все опало –
поймешь, что пришла твоя осень…
но будет ли это красиво…глубокомысленное
ступай осторожно босыми ногами в горячий песок,
сквозь сито времен, сквозь дырявую крышу столетий
сыпучим дождем ускользающий, медленной струйкой…
ступай осторожно босыми ногами в горячий песок –
оставишь ли след, наследишь ли, как глупая птица…
ступай осторожно!
ступай,
осторожно!
ступай…
о мыслях по поводу
особое искусство
слагать неспешные фразы
утраивая значение слова
утрачивая зависимость от
обретая нечто большее чем
… любование цветами хаги -
этим исчерпывалась в старину тема стихотворения
Старость
вновь хаги цветет…
вновь хаги цветет…
вновь хаги…
еще одна осень,
возможно, мне станет последней…Согласование времен
никогда не видел цветущего хаги –
притаилась надежда,
никогда не увижу цветущего хаги –
что-то другое…после бури
упавший ствол – не ствол,
а толстая ветка,
облизанный шершавым языком
собаки – не собаки, а мокрого ветра,
лежит черный и гладкий,
красивый, но мертвый,
сам еще, похоже, бедняга,
не подозревая об этом
многие великие поэты проводили жизнь в пути…
придерживаясь о себе более скромного мнения,
я все же не чужд путешествий
Маленький Ялтинский Альбом
***
рисую, словно время, на камнях…
сотрет оно узор мой, сохранит ли…***
гальки гладкие спинки,
и вдруг среди них одна…
кто ее выделил и зачем
из тысячи ей подобных…***
голуби везде одинаковые,
но вот я приехал к морю,
и где они, голуби суши?***
капля дождя
скользящая по экрану ноутбука***
утра голодные чайки
крича собираются в стаю,
тают иллюзии ночи:
один… ничего не изменишь…
Мелодрама
(стихотворение, попавшее в альбом по недоразумению)
он играет на гитаре
в баре на море
на черном море
в городе Ялтеу него есть голос
и любимые песни
песни за деньги
хорошие деньгион играет в баре
«Остров Сокровищ»
там управляющим
одноногий Флинт
старина Флинтна этот раз у него
неплохая команда:
официантки-русалки
и кок – осьминог
на гитаре как богон играет каждый вечер
и его приходит слушать
дама с маленькой собачкой,
загорелые рыбачки,
обрусевшие турчанки,
горделивые гречанки
и заезжие мулатки,
и торговки из палатки,
и русалки после вахты
до рассвета с ним плывут
с ним плывутосень листья сигареты
плавки сняты песни спеты
чай с вареньем вместо пива
дождь на завтрак и обед
он живет в Самаре с мамой
из добра – одна гитара
из подружек – с раком легких
Даша – первая любовь
летом он играет в баре
и на улице в Самаре
на сопливом тротуаре –
во все остальное время.
Еще год – и он накопит на операцию,
но она будет уже не нужна –
Дашу полюбит и женится на ней
преуспевающий бизнесмен…
он поедет с гитарой в зимнюю Ялту,
пройдет по пустынному пляжу,
сядет на холодную набережную,
но ни одна русалка не приплывет
на его охрипшие песни;
в лавке, где ветер играет дощатой дверью
он купит последние сигареты,
и знакомая продавщица, не узнав,
обругает его мудаком, старика Флинта
сдадут в утиль, и повесят на рее
в клетке его попугая, «пиастры,
пиастры, пиастры…» хорошие деньги
любимые песни дым
закручивая уносит ветер
wind of autumn
blues for nothing но это
через год, а сегодня
на своей гитаре
он играет в баре
любимые песни
да за хорошие деньги
чего еще надо
и жизнь прекрасна
*** сквозь решетку ограды
вижу море и лес…
гор потертые спины
сквозь кудель облаков
над горами клубятся
черных туч телеса
и закатное солнце
лижет в кровь небеса…
с гор спускается город
словно каменный сад
словно времени сгустки
на соленом ветру балкона
темнеет…
все резче
проступают…
чернила
великанов
спускаясь
а под ними
он белый
словно время
как пена
растает…
ветер соленый ветер
вот чего нам всем не хватает
и облаков заворачивающихся
кудлатой спиралью как выжатая
из тюбика сюрреалиста краска
как ветер соленый ветер
чего еще нам не хватает…
Отъезд
утро,
чайки собрались на пирсе,
высматривая гребешки будущей бури,
в высоких мачтах белоснежных яхт
поет нарождающийся ветер,
солнце играет на бронзовом бедре
первой купальщицы,
бенгальскими брызгами пена
искрит, рассыпаясь о гальку,
дымка, вскоре опадающая жарой,
скрывает вершины гор…
утро,
в котором нас завтра не будет
***
уезжающие мудрее…
только уезжающий знает
что жизнь – это пена волны –
шумный бурлеск, который
через миг не оставит следа
на песке…
уезжающий умеет прощаться
сидящий ночью у моря
видит одинокую чайку
над бескрайней темной водой
перебирает гальку дней
и знает
что все конечное бесконечно
не понимая этого…
кто часто уезжает тот знает
что нельзя два раза приехать
на прежнее место нельзя
дважды войти в одну воду
нельзя ничего повторить и
лучше не возвращаться
туда где привиделось счастье…
знает что прошлого нет
будущее бесконечно
а настоящее – самообман
реализующий наиболее очевидное
но далеко не желанное продолжение
и только возможность проститься
позволяет принять ничтожность
проживаемых нами мгновений…
непрерывной струйки песчинок
неразличимых в ночи…
уезжающие мудрее
но повинуясь обычаю
они кидают в море монетки
в надежде вернуться
--------------------------------------------------------------------------------
* - как известно, одна из книг, наиболее почитаемых среди японских поэтов, предостерегала от жизни «в эпоху перемен»
** танка – в переводе – короткая песня